Обозреватели большого тенниса как будто сговорились. Месяцами сетовали они на отсутствие ярких игроков, однообразие раздутых календарных планов, утомительные силовые игры и нехватку молодых талантов. Американский «Спортс Иллюстрейтед» озабоченно задавался вопросом: «Неужели теннис умирает?»

Только не Уимблдон. Две недели турнира во Всеанглийском клубе крокета и лаун-тенниса, словно радикальный курс омоложения, возвратили ослабшему теннисному сообществу жизненную силу и популярность. На кортах, устланных восьмимиллиметровой высоты травой и обнесенных не тронутыми рекламой бортиками, вам предлагается мир тенниса, в котором кажется, что время остановилось.

Почтенное традиционное мероприятие на юго-западе Лондона предлагает абсолютное развлекательное шоу: здесь не просто перебрасывается через сетку мяч, здесь разыгрывается настоящий теннисный спектакль. Зрители, по словам одного из чемпионов Уимблдона Бориса Беккера, «приходят не просто посмотреть на хорошую игру, они приходят на представление».

Во времена унылой всеядности, которой грешат бесчисленные турниры от Токио до Индиан Уэллс, почтительный книксен одной Мартины Навратиловой перед королевской ложей смотрится как единственный в своем роде, ни с чем не сравнимый ритуал. И когда организаторы каждое утро с почти религиозной торжественностью оглашают имена знаменитостей, расположившихся в Королевской Ложе, весь этот спектакль служит, конечно, не только для того, чтобы воздать дань уважения герцогине Кентской или графу Харевуду, но является также искусным инструментом маркетинга.

Только на Уимблдоне самое заурядное спортивное событие может с легкостью превращаться в сенсацию. Англичане, например, очень сдержанно отреагировали на неожиданный уход из тенниса Штеффи Граф. Но в ее сопернице 30-летней Лори Мэкнейл быстро увидели материал для душещипательных историй: отец темнокожей американки, бывший профессиональный футболист, покончил с собой. И пока Лори Мэкнейл прокладывала себе дорогу в полуфинал, газеты уже преподносили ее как «яркую представительницу» (Дейли Телеграф) разочарованного поколения, которое с помощью спорта пытается вырваться из гетто.

И разгромное поражение в первом круге Михаэля Штиха было забыто в тот же день. Лондон говорил только о том, как была побрита грудь у Андре Агасси. После окончания игры длинноволосый американец снял потную рубашку и забросил ее в публику. Когда Агасси обнажил местами выбритую грудь, подростки зашлись в визге, а фотографы отсняли по нескольку метров целлулоида.

Будь то волосы Агасси, тернистый путь Мэкнейл, ребенок Беккера или подруги Навратиловой – Англия рисует свою собственную картину теннисной драмы. Истории и персонажи, скандалы и курьезы сливаются в один шедевр коллективного творчества, главную роль в котором уже не играют подачи и удары слета.

Это было, как будто все хронисты "белого спорта" сговорились. Они месяцами хулили сменяемость лиц, однообразие раздутого календаря, малопривлекательность силовых игр, изношенность детей-звезд. Американский журнал "Спортс иллюстрейтед" озабоченно вопрошал: " Теннис умирает?"

Не в Уимблдоне. Как курс омоложения клеток, две недели во "Всеанглийском лаун-теннисном и крокетном клубе" помогли утомленной теннисной среде вновь обрести живость и заголовки. На подстриженной до восьми миллиметров зелени, обрамленной свободными от рекламы бортиками, предстает теннисный мир, в котором время кажется остановившимся.

Внушающее почтение традиционное празднество на юго-западе Лондона демонстрирует превосходное развлекательное шоу: здесь не просто открытие, здесь теннис инсценируется. "Зрители, – знает герой Уимблдона Борис Бекер, - хотят видеть не только хороший пролог, но и все представление".

В то время как бесчисленные турниры от Токио до Индиан Вэльс отличаются своевольностью, учтивый реверанс Мартины Навратиловой перед королевской ложей выглядит ни с чем не сравнимым, неповторимым ритуалом. И когда организаторы каждое утро с почти религиозной торжественностью объявляют имена знаменитостей в "роял бокс", этот спектакль является не только данью вежливости герцогине Кентской или графам Харвуд, но и средством искусного маркетинга.

Нигде спортивное занудство не обращается с такой легкостью в боевик, как в Уимблдоне. Так, англичане только мимоходом воспринимают сенсационное выбытие Штефи Граф. Ее укротительница Лори Макнейл, 30 лет, быстро дала им пищу для сентиментальных героических жизнеописаний: отец темнокожей американки, бывший профессиональный футболист, покончил с собой. Когда нынче Лори Макнейл пробилась в полуфинал, газеты славили ее как "наглядный образец" ("Дейли телеграф") разочарованного поколения, использующего спорт для бегства из гетто.

И поражение Михаэля Штиха в первом круге было забыто уже в тот же день. Лондон говорил только о телесах Андре Агасси. Длинногривый американец снял после игры пропотевшую майку и бросил в публику. Тинейджеры визжали, фотографы метрами прогоняли целлулоид, когда Агасси оголил свою подбритую грудь. Волосы Агасси, тернистый путь Макнейл, младенец Бекера или подруги Навратиловой: Англия рисует собственный образ теннисного спектакля. Истории и персонажи, скандалы и шутовство смешиваются в собрание произведений, в котором serve and volley интересуют только между прочим.

Это было похоже на заговор летописцев «белого спорта». Уже несколько месяцев подряд они жаловались, что некого выделить из толпы, что раздутый календарь скучен, что сильных турниров очень мало, а вундеркинды надежд не оправдывают. Американский журнал Sports Illustrated тревожился: «Неужели теннис умирает?»

Нет, на Уимблдоне он жив. Две недели на кортах All England Lawn Tennis & Croquet Club помогли уставшему миру тенниса снова вернуть себе, как после клеточной терапии, жизненную силу и громкие газетные заголовки. На аккуратно подстриженной восьмимилимметровой траве, огороженной лентами без всякой рекламы, был представлен теннисный мир, время в котором будто бы остановилось.

Достойная уважения верность традициям юго-западного лондонского района представляет нашему вниманию безупречное шоу. Здесь не просто выполняют подачи, здесь ставится великая драма тенниса. Зрителям, как известно герою Уимблдона Борису Беккеру, «хочется увидеть не только красивые победы, но и представление».

В то время как на бесчисленных турнирах от Токио до Индиан-Уэллс царит скука, учтивый реверанс какой-нибудь Мартины Навратиловой из королевской ложи — это невиданный, единственный в своем роде ритуал. А когда организаторы каждое утро чуть ли не с религиозной торжественностью объявляют имена знаменитостей в «Королевской ложе», это зрелище представляет собой не только дань вежливости герцогине Кентской или графам Хервуда, но и эффектный маркетинговый ход.

Нет другого такого места, как Уимблдон, где бы было столь легко превратить длительный спортивный турнир в гвоздь сезона. На сенсационный выход из борьбы Штеффи Граф англичане обратили внимание лишь мимоходом. Ее победительница, тридцатилетняя Лори Макнейл сразу же стала героиней душещипательных историей: отец темнокожей американки, в прошлом профессиональный футболист, покончил с собой. Когда Лори Макнейл дошла до полуфинала, газеты славили ее как «идеальную представительницу» (Daily Telegraph) отчаявшегося поколения, которой спорт помог выбраться из гетто.

Также и вылет Михаэля Штихса в первом же матче был забыт уже в тот же самый день. Лондон только и говорил, что об импозантности Андре Агасси. Длинногривый американец после матча стащил с себя пропотевшую насквозь майку и бросил зрителям. При виде обнаженной и частично выбритой груди Агасси тинейджеры завизжали, а фотографы стали метрами транжирить пленку.

Прическа Агасси, путь «из грязи в князи» Макнейл, дочь Беккера или подруги Навратиловой — Англия рисует собственную картину теннисного спектакля. Истории и образы, скандалы и комичные случаи смешиваются в уникальном собрании шедевров, а разные там подачи и удары с лета замечаются уже только периферическим зрением.